В качестве примѣра, иллюстрирующего эту мысль, хочется предложить (и предлагаю) обратиться к финальной сцене шестой серии аниме «Onii-chan no Koto nanka Zenzen Suki Janain Dakara ne!!» (видеоцитату прилагаю).
Если предположить, что эта серия попадётся на глаза зрителю, не очень подходящему к ней по возрасту, то и тогда, рассмотрев эту сцену цѣликомъ и в контексте сюжета всей серии, зритель не сможет не замѣтить, что центральный персонаж при малѣйшемъ знакомстве с художественными произведениями на тему BL испытывает отвращение (доходящее аж до дрожи), причём испытывает вдвойне, то есть как в половом отношении (сознавая, что пред ним — извращение полового чувства, не свойственное самому этому персонажу), так и со стороны здорового прагматизма (сознавая грубую нефизиологичность и травматичность анальной формы полового сношения), и что это знакомство вызвано было даже не его собственным интересом к этакой стороне половой жизни, а состоялось под влиянием вполне гетеросексуальных отношений с одноклассницею, оказавшеюся обладательною наклонностей садистки и фудзёси и оттого способною склонять его к чтению BL — а ещё замѣтить, что он вслух осуждает её своими восклицаниями (пусть и не болѣе чѣмъ заглазно) за чрезмѣрность извращённости полового чувства.
Если же предположить, что эта сцена попадётся на глаза «уважаемым экспертам» антианимешных судов современной путинистической России, то можно ли сомневаться в том, что никто не соберётся рассматривать вопрос о том, что линия BL является лишь фоном, контрастно оттеняющим здоровое половое чувство? — никоим образом нельзя; куда скорѣе получится так, что явится в суде очередной «уважаемый эксперт», даст показания о появлении на экране гомосеков и поцелуев между мужчинами, и участь всего произведения будет рѣшённою.
А уж если бы нашим современником был писатель граф Лёв Николаевич Толстой, то произведение «Анна Каренина» не обошлось бы без обвинений в пропаганде суицида и супружеской измѣны, никто бы не вникал въ намѣреніе литератора подчекнуть на этом контрастном фоне болѣе благополучную (тѣмъ замѣтнѣе благополучную) судьбу семьи своего персонажа Лёвина, не вынесенной в заглавие.
Может показаться, что эта послѣдняя мысль лишена всякой практической цѣнности, так как не по одной этой причине, но и по многим совсем другим и болѣе вѣскимъ причинам никогда не может быть (а уж сейчас особенно не может быть) нового Льва Николаевича Толстого в русской литературе. Пусть так! — но вѣдь это ж только примѣръ мой, только иллюстрация того, какими жерновами будет перемалываться всякий наш современник и всякий плод художественного труда, автору которого вздумается прибѣгнуть къ тѣмъ же художественным средствам, которыми невозбранно пользовался Л. Н. Толстой. Разве ж не будут, в частности, первые же 93 секунды аниме «Re:CREATORS» достаточным для всякого петербургского суда побуждением к тому только, чтобы безъ малѣйшаго промедления запретить всё произведение в Эрэфии, а не смотрѣть всё остальное содержимое двадцати двух серий и не разбираться, был ли показанный суицид (опять же на рельсах подъ поѣздомъ, совершенно как в толстовской книге) пропагандою суицида или, как раз наоборот, указанием (пускай преувеличенным и доходящим со временем до фантастического крещендо) на то одно, какою хрупкою и какого бережного отношения заслуживающею оказывается иногда человѣческая жизнь и влюблённость, и на то ещё, какую немалую цѣну страшно и необратимо приходится заплатить, поддавшись тёмному и болезненному чувству дружеской и творческой зависти? — будут, будут!